Алексей Петрин
Один великий человек сказал примерно следующее: “Все семьи, в которых живут собаки, счастливы, но каждая по-своему, в зависимости от того, какую породу она выбрала”. И если действительно такое было сказано, то это, несомненно, верно.

Прошел год с того момента как в семье Черенковых появился йоркширский терьер Хася и малинуа Флай, а счастья им было уже не занимать. В целом же все перемены, если и случились, то имели постепенный характер, хотя и неизбежный, как финансовый кризис на Уолл-стрит. На прогулках с Флаем Гоша обзавелся подружкой: оказалось, ничто так не сближает молодые сердца, как наличие двух не очень добрых овчарок. Дима использовал наличие собак иным способом: если ему надо было откуда-то сбежать, он вспоминал, что надо срочно выгуливать собак. Галя же в какой-то момент стала ощущать себя командиром то ли партизанского отряда, то ли банды анархистов и как могла упорядочивала их действия.
К порядку Галю в свое время приучила работа в библиотеке. Теперь благоприобретенные навыки находили отражение во всем и, в том числе, домашних делах. Среди них не последним делом было ведение дневника, куда Галя записывала, что сделано, что делается и что надо сделать. Дневник в образе книжки с забавной надписью на обложке: “Чехов А. П. “Отцы и дети”, находился в свободном доступе, и никому не возбранялось туда заглядывать. Впрочем, у Димы и у Гоши такое желание возникало редко, так как читателями они были малоактивными, и все могли узнать в устной форме от жены и матери, соответственно. Тем не менее, однажды Дима от нечего делать стал листать этот кондуит. Вскоре он узнал, что отдыхать они будут в Болгарии, а собаки в это время будут у тещи - договоренность от 3. 03. 04, в разделе “Гоша” говорилось о занятиях английским и в шахматном кружке, а после слова “пианино” стоял вопросительный знак. В общем, все как обычно: о чем-то Дима знал, о чем-то догадывался, пока не наткнулся на раздел под названием “Флай и Хаси”.

Сначала шли описания первых дней из жизни домашних питомцев, о первых прививках и стрижке когтей, а затем появилось нечто, заставившее его сначала насторожиться, а потом и вовсе содрогнуться. Судя по записям, Галина предполагала участие Хаси на два года вперед практически во всех собачьих выставках, а Флая – в соревнованиях по дрессировке. Список под названием “Прощай отдых!” Здесь было о чем задуматься. Он знал, что не стоит заниматься самообманом. Это только внешне Галя просто женщина, а на самом деле, уж он-то знал как никто другой – каток. В этот момент к нему подошел сын Гоша.
– Сын, ты это видел?
– Нет, а что там?
– Тут нам обоим заочный приговор вынесли. По два года каждому с пролонгацией.
– Как это?
– Что ты заладил: как, как! Очень просто. Про выходные – забудь. Теперь от них остались одни дог-шоу. Знаешь такое слово? Не знаешь. Скоро узнаешь. В это воскресенье, например.
– Э, нет. На понт берешь, зуб даю! Мать струсит пускать меня туда, где народ собирается.
– Она и не поедет. Занята. Мне одному тоже ехать нельзя. Так что собирайся. И вот еще что я подумал. Ты у меня парень находчивый, может, придумаешь что-нибудь, как нам откосить с повинностью? – в голосе Димы непроизвольно и даже позорно возникли просящие нотки.

В самом деле, в подобной ситуации оставалась одна надежда, на сына. Если будет как всегда, может сработать. Как, где, каким образом – неизвестно, но ведь срабатывало. Например, в гостях у Павла Эдуардовича Пуха, с которым познакомились, когда искали щенка. Посмотрим, как теперь.

Галя догадывалась о терзаниях мужа и отвела ему роль второго плана, по ее определению, активного статиста. Диме это было неприятно, и он лишний раз убедился, что женщины такой народ – бросят слово мимоходом и даже ранить не хотят, а все равно обидно. С другой стороны, он понимал, что деваться ему некуда. Что касается самой Гали, то, к ее великому сожалению, она вынужденно пропускала дебют своей фаворитки, так как обещала встретить в аэропорту рейс из Лондона, которым прибывала заводчица Хаси. По непонятной причине Галя воспринимала ее, несмотря на человеческое обличье (заводчицы, конечно), как священное животное. Относительно участия Гоши возникли разночтения. Дима полагал, памятуя о стратегии, что Гоше ехать надо, а Галя, примерно из тех же соображений, - что нет, не надо и даже опасно.

По мере приближения выставки собак напряжение нарастало не по дням, а по часам. Своего апогея оно достигло накануне мероприятия, когда в доме собрались все, включая трех Черенковых: Димы, его жены Галины, их сына Гоши; йорка Хаси; малинуа Флая и грумера Татьяны. Диме этот ажиотаж начинал действовать на нервы, но скрепя сердце он был вынужден носить маску радостного оптимизма в преддверии праздника. Человек несведущий мог решить, что Дима законченный лицемер. Отнюдь. Дима лицемером не был, он был за справедливость, которая заключалась в том, что это по его инициативе была в свое время приобретена Хаси, которая теперь была призвана сравнять Галину по величине житейских достижений с лучшей подругой Алализой. Мол, и мы не лыком шиты. Кстати, лучшая подруга, а по совместительству и дальняя родственница Гали Алализа не преминула объявиться. Как ни в чем ни бывало и как всегда не вовремя она позвонила:
- Привет, привет! Готовитесь к выставке?
- Готовимся. Дальше что? - Галя в этот момент мыла Хасю в ванной и трубку придерживала плечом, наклонив голову.
- А знаешь, кто эту выставку организует?
- Какая разница.
- Зря ты так. Ваш друг, между прочим, Павел Эдуардович.
- Ну и что?
- Неужели непонятно? Там во всех классах у йорков записаны собаки из его питомника. Так что, извини, но ваши шансы на нуле. - Ну, а твой Нусик?
(Алализа держала померанского шпица Нусика, с которым объехала все страны Восточной Европы и СНГ, включая Азербайджан.)
- Ты, пожалуйста, не сравнивай. Нусик - это чемпион, больше того - звезда.

В этот момент Галя неловко повернулась и телефон скользнул в мыльную пену. В общем-то, и тема была исчерпана, хотя подруга однозначно лучшая, но неприятный осадок от разговора все-таки остался.

Лица всех участников процесса подготовки йорка Хаси были серьезны, а улыбки, если и встречались, то имели подбадривающий характер. Подобная обстановка, по мнению Димы, здорово напоминала последние приготовления перед первым запуском человека в космос. Роль главного конструктора уверенно выполняла Татьяна. Она отдавала короткие, четкие приказы и заметно смягчалась (точь-в-точь как Королев в схожей ситуации) только при общении с Хасей. Можно предположить, что первому космонавту тоже было страшно и даже хотелось спрятаться под столом. Он этого делать не стал. Вот и Хася не стала, а, превозмогая страх, стойко наблюдала за приготовлениями, в которых ей отводилась ведущая роль.
– Кто боится черновой работы, тот нам не нужен*. – Таня взглянула в сторону Димы. – Стол ставим сюда. Где розетка? Дима, неси удлинитель. Банты? Смотрите, какой лучше? – При этом она держала в руке два абсолютно одинаковых бантика в виде бабочек.
* Л. Д. Троцкий

Командирские замашки Татьяны бесили Диму. В такие моменты он начинал непроизвольно громко сопеть, и Галя всегда осуждала его за эту повадку. Она решила, отведя Диму в сторону, напомнить ему о достоинствах Татьяны. – Помнишь, на даче Флай ее туфли сгрыз, а она только и сказала: “Какой милый мальчик!”. Так не каждый отреагирует.
Дима, забыть это не мог по другой причине, так как им пришлось купить Тане новую пару, но вслух сказал:
– Конечно, конечно. Я что, я ничего, – оправдывался он.
– Тогда не сопи.
– Я и не соплю.
– Вот и умница. Замолкни, чтобы тебя слышно не было. Делай вид, что ты опоссум.

Недавно они смотрели передачу об этих зверьках, и Дима знал, что ему следует делать.

Тем временем Хасю водрузили на столик и начали причесывать. У собаки уже имелся определенный опыт, почерпнутый в салоне, но в этот раз был уже явный перебор, и она таки исхитрилась в процессе примерки бантика цапнуть Татьяну за палец. Та взвизгнула, и событие могло получить больший резонанс, если бы не вопль, который издал, в свою очередь, Дима, до этого момента бывший в роли опоссума на диване. Он давно хотел поменять позу, а когда, наконец, решился, то угодил на раскаленные щипцы для разглаживания шерсти. Судя по воплю, а также отпечатку на штанах в виде буквы “v”, его здорово прижгло, но он еще не знал, что и это испытание будет не последним в тот вечер. Между тем, дамы дружно бросились ему на помощь. Особенно старалась Татьяна, чувствуя себя виновницей происшествия. Он сразу выгребла из своей необъятной сумки все лекарства, включая крем для загара, и стала совать их Диме. Вид лекарств, в свою очередь, напомнил Гале о том, что она собиралась подлечить Флая.
В общем-то, привычная, давно отработанная процедура. Когда Флай был еще щеночком, он тяжело заболел, думали даже, что не выживет. Кто-то из докторов посоветовал тогда давать ему лекарство под названием «фракция Прохорова», сокращенно ПСД. Главная сила этого средства заключалась в запахе. Если у вас имеется знакомый покойник, которому вы не успели сказать при жизни нечто важное, лучшего средства не найти. Достаточно поднести к носу (покойника, конечно) ватку, смоченную ПСД, он сразу очнется, но обязательно следите за руками (покойника), но не потому что обманет. Не исключено, что захочет врезать вам за эту акцию.

Флай, будучи щенком, несмотря на полуживое состояние и мелкие размеры, каждый раз бросал все силы, чтобы избежать приема панацеи, но вдвоем Дима и Галя справлялись. Дима обхватывал его руками, а Галя заливала в открытую пасть коричневую жидкость. После этого щенка отпускали, и он стремглав несся к миске с едой, по пути разбрасывая желтую пену. Диму это ужасно смешило.

За год Флай вырос, превратившись в большую сильную овчарку, но последнее время ему как-то нездоровилось, и Галя вспомнила про испытанное средство. Сценарий дачи лекарства решили оставить без изменений. Дима обхватил Флая, отметив про себя, что большую собаку держать даже удобнее, а Галя открыла пузырек. По комнате разлился ни с чем не сравнимый, что уж там скрывать, совершенно жуткий запах. Тем не менее, Флай держался до последнего, пока Галя не сунула, точнее, не попыталась сунуть ему в пасть ложку с препаратом. Тогда собака чуть-чуть отклонила корпус, и этого было достаточно, чтобы ложка оказалась во рту Димы. Тут-то перед глазами Димы и пронеслось детство Флая, тут он понял, почему у животного на губах выступала желтая пена и почему так хочется бежать к миске с едой. У Димы тоже оставалось лишь одно желание, встать на четвереньки и бежать, бежать, и только бы чем-нибудь заесть эту страшную мерзость.

Таким образом, если бы к концу этого вечера Диму спросили, каким он видит мир, он сказал бы, что непривередлив и просит только об одном: чтобы в мире не было жен, собак и грумеров.

Ночь для Гали прошла в тревожных сновидениях. Под утро ей приснилось, что их йоркширский терьер Хася на глазах судьи превращается в пушистую розовую лягушку с лицом грумера Тани. Не меньшие терзания испытывал Дима, которому неожиданно привиделся Павел Эдуардович, бегающий за ним по стадиону в набедренной повязке из собачьей шерсти и с раскаленными щипцами наперевес. При этом он вопил: “Я из академии неестественных наук!”

Едва забрезжил рассвет, три будильника с трех разных сторон, установленные за пределами длины руки, буквально вырвали из постели чету Черенковых. Эти устройства включались в таком количестве в особых случаях после того, как семья однажды проспала отъезд на Мальдивы. Тогда Дима установил будильник в радиоприемнике. В нужный момент радио, конечно, заработало, но, к сожалению, радиовещательная компания начинала вещать несколько позже. Поэтому вернулись к испытанным методам.
Поплескав на лицо воды, Дима, чертыхаясь, погрузил в машину Хасю и Гошу. Как они оказались на выставке, известно одному Богу. Положение спасало лишь наличие шпаргалки в нагрудном кармане, в которой значилось помимо адреса:
1. На выставке быть в 8.30
2. Найти хендлера Вадика
3. Стоять рядом с рингом и хлопать в ладоши.
4. Забрать собаку, отдать деньги, вернуться домой.

Есть места, в которых не сразу становится понятным, где ты оказался. Выставка собак к ним не относится. Очень разные люди, разного возраста и вида нескончаемым потоком шли и шли в одном направлении. В памяти Димы всплыла фраза из неизвестного источника: “паства стекалась к храму”. Особенностью этого стекания служили собаки, здорово оживляя процессию. Наша компания присоединилась к шествию сонных паломников и куда более бодрых животных. На пути их ждало непредвиденное препятствие, о котором их забыли предупредить заранее, а именно, ветконтроль в лице невзрачной личности, предки которой, вполне вероятно, начинали свою карьеру сборщиками налогов еще в Древнем Риме. Другие участники процесса были хорошо знакомы с процедурой и заранее приготовили нужную сумму. На Диме произошел маленький сбой. Он сунулся в бумажник и понял, что мелких купюр нет, а есть только две по пять тысяч. Одну из них он и протянул сборщику с атрибутами ветеринара. Тот слегка поморщился и несколько секунд изучал купюру, как ботаник - неведомое растение. На лбу обозначились складки, а кончик языка слегка высунулся. Затем купюра заняла положенное место в его бонистической коллекции.

Теперь оставалось найти хендлера. Им оказался общительный молодой человек приятной наружности, с лицом не только честным, но и умным. На какое-то время он принял на себя обязанности экскурсовода. Вадик, так звали хендлера, сообщил им время, когда начнется ринг, потрепал по голове собачку, не забыл погладить и Гошу, затем приступил к комментариям.
– Как вам это нравится? Вы первый раз в этом сумасшедшем доме?
– Первый, – признался Дима.
– Нужно подыскать место. Здесь вставать не будем. Здесь ротвейлеры собираются и, так сказать, симметрия наблюдается. Знаете, у злых собачек бывают не очень добрые владельцы. Ничего не попишешь.

Далее стояла дама, мимо которой Вадик постарался проскользнуть незамеченным, но не тут-то было.
– Здравствуй, Вадик. Что же ты старых друзей не замечаешь, паршивец ты эдакий?

Было видно, что Вадик не только смутился, но и слегка напуган.

Когда опасность в лице дамы осталась позади, он раскрыл причину своей тревоги.
– Это Елизавета Петровна, Лизка. Мы ходили с ней в один детский сад. Столько лет прошло, а все равно боюсь ее. Да, что я! Всем страшно, кто был с ней садике. Как сейчас помню: Лизка обрывала листики с дерева, а наша воспитательница дала ей подзатыльник со словами: “Будешь теперь знать, как деревьям больно, когда с них листики обрывают!” И что вы думаете? Лизка подошла к ней, типа, извиниться, а потом так вцепилась зубами в ее ляжку, что оторвать смогли только в карете скорой помощи. Говорят, что один молочный зуб так и остался сидеть в ней. До сих пор хромает, несчастная.

Далее стояла пожилая дама не только с внешностью мопса, но и в окружении собачек этой породы.
– Здесь тоже останавливаться не стоит. В свое время Евдокия Павловна (так звали даму с мопсами) имела несчастье окончить дирижерское отделение, и время от времени былые навыки всплывают. Из ее бывших мужей можно составить симфонический оркестр, если бы все они были в добром здравии.
– Хотите сказать, что она их того...
– Ну, что вы! Хотя, кто ее знает. Иногда брошенного взгляда достаточно. Все зависит от того, кто бросает. Взгляд, я имею в виду. Вы не смотрите, что она такая хрупкая: из кочерги узлы вязать может, а теперь Интернет ей окончательно характер испортил.
– Каким образом?
– Какой-то умник дал ее фотографию с мопсом на руках и подписал: “Знакомьтесь, Дуся – мопс”. Теперь ее за глаза только так и называют. – Она и в самом деле похожа на мопса.
– Ну, да. Она и любит без ума этих собачек, а вот сходству – не радуется.

Дима вспоминал, как хорошо и благостно протекала жизнь, в которой не было места мопсам, ветеринарам, побудкам в 6 утра и прочим прелестям из жизни цивилизованных собаководов. Он также вспомнил Павла Эдуардовича Пуха, свою надежду больше его не видеть и тотчас его увидел, так как в этот момент толпа перед ними рассеялась, пропуская внушительного мужчину, по непонятной причине одетого в костюм официанта. Рядом с ним шагала высокая крупная блондинка с йорком подмышкой и рассказывала ему нечто, по ее мнению, чрезвычайно важное.
– Это главный персонаж выставки...
Диме не надо было объяснять кто это, так как он сразу узнал Павла Эдуардовича. Узнал и Гоша, благоразумно спрятавшись за спину отца. С Пухом они познакомились примерно год назад, когда искали свою Хасю.

Павел Эдуардович тем временем шествовал с гордо поднятой головой и суровым выражением лица, которое внезапно осветила радостная улыбка. Он, расправив плечи, кинулся к маленькой рыжей собачке. Несмотря на природную дородность, Павел Эдуардович ловко опустился на корточки и начал пожимать ей сначала одну лапку, потом другую, приговаривая:
– Какая же ты милашка! С каждым днем все краше и краше.... Хотя они видели только заднюю часть штанов Павла Эдуардовича, было понятно, что перед ними человек, в чью жизнь ворвались одновременно восторг, блаженство и великое озарение.
Вадик наклонился к Диме и шепотом сказал: – Это собачка Николай Иваныча. Ставлю доллар, что она всю выставку выиграет, – а уже достаточно громко произнес: – Вот, мы и пришли.
– А что за мымра с выпученными глазами рядом с Пухом? – поинтересовался Дима.
– Странно, чаще ее сравнивают с Дженифер Лопес. Это хендлер Павла Эдуардовича, Нина.

И Вадик подкрутил пальцами то место рядом со своим лицом, где у него теоретически могли находиться усы.

О том, что они пришли, догадаться было нетрудно. Ринг йорков – это особая тема исследований для иного психоаналитика. Подстилки на столиках, бантики, полотенца, всевозможные коробочки и даже костюмы большинства участников имели красный цвет.

Дима не выдержал и оборонил:
– Если бы в 17-м году большевики кроме красных флагов оделись бы в красные пиджаки и взяли с собой собак с красными бантиками, глядишь, и Зимний штурмовать не пришлось бы.
– Никогда об этом не думал, – признался Вадик, – но в каждой породе есть свой любимый цвет. У йорков – красный. Традиция.

Между тем, зал стремительно заполнялся, и вскоре оставалось лишь одно свободное местечко рядом с входом в комнату, в которой кучковалась небольшая группа людей между рядами стульев, а в углу без дела томилось пианино. Из комнаты доносился пронзительный женский голос, какой не захочешь, а услышишь:
– Сегодня мы проводим очередное собрание нашего НКП. В повестке дня отчеты председателя, ревизионной комиссии и разное. Прошу голосовать.
– Принято единогласно. Товарищи, все вы знаете, в каких условиях нам приходится работать.
– Если знаем, чего болтать-то, – проворчала дама в зеленой водолазке.
– Мария Андреевна, когда попросите слова, тогда и будете говорить. – А я и не прошу.

– Все, стоп. Останавливаемся здесь, – сказал Вадик и, обращаясь к Гоше, добавил: – Будешь следить за вещами.
Гоша сидел, съежившись, на складном стульчике, но при этом зорко наблюдал за творившимися вокруг него событиями. Он не совсем понимал смысла происходящего. Какая разница - будет их собака первой или второй, думал он, все равно она останется жить там, где живет. Понятно, даже логично, если бы вам сказали, что у вас плохое животное, а вы идете и меняете на хорошее, а так... Фигня какая-то! И потом, их же не отличишь толком. Они как близняшки.

Беседа в комнате тем временем перешла на повышенные тона.
– С этого года нас обязали стать юридическим лицом, а иначе клуб закроют.
– Эвона, губы раскатали, упыри.
– Посмотрите на себя в зеркало.
– Полегче, полегче. Так мы ничего не добьемся, – вставил реплику кто-то из присутствующих на собрании.
– Это не упыри, а руководство центрального клуба. Короче, с этой целью надо подготовить документы и взять на работу бухгалтера.
– Каждый год одно и то же. То календарь, то помещение, теперь бухгалтер. Кому он нужен, ваш бухгалтер?
– Хорошо-то как на улице. Птицы поют, – дама в белой блузке решила разрядить таким образом обстановку.
– Птицы пусть поют, – согласилась председательша, – но членские взносы и бюджет придется увеличивать.

В этот момент ожило пианино, стоявшее в углу комнаты, и по комнате разлилась мелодия:
“Тихо вокруг,
Сопки покрыты мглой,
Вот из-за туч блеснула луна
Могилы хранят покой...”

Дамы заулыбались, они без труда распознали знакомый с детства мотив.

Кто-то предложил: – Потанцуем!
– Какой покой? Что за безобразие? – председательша кинулась на пианиста.
– Вы кто такой?
– Я муж, – пианист выглядел умиротворенным.
– И что?
– Вот, жену привез, а тут, смотрю, инструмент стоит. Ладно вам сердиться. Уж, пары аккордов и взять нельзя.

В ответ последовала фраза в странной формулировке: - Вот туда и идите!
Но все без труда поняли, куда следует идти пианисту.

Пока Павел Эдуардович Пух косвенным образом выражал свое почтение таинственному Николай Иванычу, его недавняя собеседница подошла к месту, где расположился Дима с командой, установила столик и привязала собаку к ножке.

Вадик наклонился к Диме:
– Повезло с соседями. Это собака из питомника Павла Эдуардовича.
– Не беда. Как-нибудь перетерпим, – откликнулся Дима.

В комнате, тем временем, страсти накалились еще больше.
– Мария Андреевна, к вам тоже вопросы имеются. Например, вы утверждаете, что стали чемпионкой в Смоленске. Так?
– Ну.
– В Смоленске вашей собаки не было.
– Какие доказательства? Следили за мной? Какие вы низкие! Я ее из бокса не выпускала.
– Вашу собаку живой и здоровой видели в это время в Туле. Как честному человеку, мне крайне неприятно говорить вам об этом.
– Ну и что! Был судья, вот у него и спрашивайте. Что вы привязались ко мне? Вы в садик ходили, когда у меня уже свой питомник был.
– Ну да. Столько лет и все без толку. Одни кракозябры.
– Значит, вот ты как! – переход на ты имел естественно-неизбежный характер.
– Значит, так.

Дима все это время находился рядом с Гошей и изредка поглядывал на сына, как игрок, сделавший ставку на фаворита, который почему-то застрял среди аутсайдеров. Возможно, свободы маневра не хватает, подумал он, а вслух сказал:
– Мы с тобой, конечно, попали. Не сердись, сынок, – и после паузы добавил: – Я пойду (Дима представил себе Понтия Пилата в подобной ситуации), руки помою.

Пронзительный голос из комнаты продолжал атаку: – В НКП поступила жалоба, что вы подписали договор о продаже щенка для выставок. Вырос неполнозубый крипторх. Люди к вам обратились по-человечески, а вы предложили взамен опять же крипторха, и как это называется?
– А какое дело клубу до моих бизнес-интересов? Тоже мне, чекисты выискались! А кто на актировке щенков шивавами назвал, и теперь родословные получить нельзя?

Это была горькая правда. С некоторых пор среди собаководов прочно укрепилось мнение, что каждый в своей профессии определяет правила орфографии.

Гоша продолжал сидеть, не меняя позы, но в голове наметилось какое-то легкое шевеление. Он начал перебирать в памяти своих кумиров: Джек Потрошитель, Далай-Лама, Джузеппе Гарибальди. Нет, не то. Конфуций. Ну, конечно. “Сиди и жди, когда труп врага...” Я уже сижу. На этом месте размышления были прерваны хлопком лопнувшего воздушного шарика, и собака Павла Эдуардовича, испугавшись, юркнула под Гошин стул. А буквально через несколько секунд подлетела хендлерша Пуха и привычным движением подхватив под мышку Хасю, побежала к рингу. Гоша только и успел крикнуть: – Эй! Но девица лишь отмахнулась, мол, не возникай, мальчик. Take it easy!

Гоша и не возникал, но мозг его стремительно включался. Поэтому, когда спустя некоторое время подошел Вадик и взял собаку Павла Эдуардовича, Гоша не проронил ни слова. Да и собака не возражала.

Дима, умыв руки, достал записку жены и прочитал: “Стоять рядом с рингом и хлопать в ладоши, когда бегает Вадик”.
– Пошли, сын, за наших болеть.

Главное действующее лицо любой выставки – это, конечно, судья. Тот, которому суждено было оценивать достоинства их Хаси, в этой роли был очень мил. В других рингах судьи были по большей части высокими и толстыми, чаще лысыми и в целом неприятными, а Хаси, можно сказать, повезло: ей достался симпатичный эксперт, имеющий несомненное сходство с Микки Рурком, правда, пользуясь кинологической терминологией, его карликовой разновидностью. То, что судья - великолепный знаток собак, было очевидно даже ребенку. Ему хватало мимолетного взгляда, чтобы определить лучшую собаку в ринге, после чего помощники вызывали новых соискателей. Вот и их Вадик, несмотря на эффектно принятую им позу рабочего без колхозницы, в лучшем случае продержался не больше пары минут и был отправлен восвояси. Правда, судья снизошел до того, что ощупал собаку, предварительно спросив:
– Кусается?
– Что вы, что вы! Она безобиднее черепашки.
– Черепашки меня тоже кусали, – карликовый Микки Рурк вспомнил школьный кружок юных биологов.

Как бы ни хотелось Диме домой, но даже он испытал легкое разочарование. Истратить полдня, чтобы оплатить выставку, потом целый вечер ублажать гостей, сесть на раскаленные щипцы – ради чего? Ради пары бесславных минут. Ничего не поделаешь, такова жизнь, и он потянул Гошу на выход.
– Папа, не надо спешить. Давай досмотрим до конца.
– Как скажешь, – немного недоумевая, согласился Дима. Может, не зря он умывал руки, хотя, что тут придумаешь?

В этот момент стюард попросил пройти в ринг победителей всех классов на сравнение. Своей статью, несомненно, выделялся хендлер Павла Эдуардовича: блондинка ростом под два метра, в красной мини-юбке и декольте на зависть Памеле Андерсон. Пух при выборе хендлера явно исповедовал известный принцип: мне не надо ничего особенного, мне достаточно самого крупного.

Судья неспешно прошелся вдоль ряда собак, затем попросил пробежаться участников по рингу. Еще раз внимательно оглядев строй, подчеркивая мучимые его сомнения, он, наконец, решительно подошел к девушке, которой завидует Памела Андерсон, и, глядя снизу вверх, крепко пожал ей руку.
– Здесь много достойных собак, но ваша, несомненно, лучшая. Поздравляю с заслуженной победой.
После этого хендлер и судья встали рядом табличкой “1-е место”. Как по волшебству возник и Павел Эдуардович, который сразу попросил слово:
– Хочу быть предельно откровенным с вами, дорогие друзья. Как человек самокритичный и предельно искренний, я вас спрашиваю: разве есть здесь собака лучше этой? – и наступило самое время, чтобы в воздух чепчики полетели...

Выступающий затем вспомнил про идеалы, служение и высокий дух, которые так нужны истинным кинологам, хендлер Нина уже который раз прошлась гребенкой по шелковистой шерсти на боку, а Павел Эдуардович взял в руки огромную розетку, чтобы зрители, смотревшие на него с нескрываемым обожанием, могли в полной мере насладиться моментом, и продолжил свою речь: – Даже если бы эта собака родилась не в моем питомнике...
– Она и не родилась, – неожиданно его перебил мальчик, в котором Павел Эдуардович сразу опознал Гошу.
– Молодой человек, опять вы тут, понимаешь, под ногами...
– Все я понимаю, но собачку-то верните, а то мама ругаться будет.

Только теперь у Павла Эдуардовича зародились сомнения. Он быстро наклонился и откинул шерсть, которая прикрывала клеймо на боку собаки. Бывает удар выше пояса, бывает – ниже. Здесь был своего рода дуплет. Сначала Павел Эдуардович был похож на рыцаря в костюме официанта, который скакал в бой и неожиданно налетел на дерево. Потом прямо на глазах у зрителей он начал превращаться в гориллу, у которой ловкий посетитель зоопарка смог выкрасть банан. Нине же оставалось смотреть на Гошу взглядом вампира, который успел закончить среднюю школу. Было заметно, что она с трудом сдерживает огромное желание ударить его по голове кубком с надписью “Лучший представитель породы”.
– Боже всепородный, – пробормотал про себя Микки Рурк.
Самое время сматываться, решил Дима, пожалев, что у него нет хвоста, когда наступило самое время его поджимать.

Домой ехали молча. Дима только и смог из себя выдавить – Ну, сын, ты даешь! Тут ты не промазал! Проси, что хочешь. Могу жвачку купить.
– Пап, да и делать ничего не понадобилось, – честно или на всякий случай подстраховываясь, признался Гоша, – они все сами сделали.

По большому счету, для Димы не имело большого значения, как выступит Хася. Гораздо больше его беспокоило расписание, составленное женой. Теперь с ним, кажется, покончено. Когда уходили с выставки, Вадик сообщил, что про отечественные выставки им лучше забыть, а еще – их ждет дисквалификация.
– За что? – изумился Дима.
– За курение рядом с рингом.
– Так я же некурящий, – продолжал недоумевать Дима.
– Помните собрание, рядом с тем местом, где мы стояли. Нашлись свидетели. Председательша в их числе. Говорят, курили.
– Ну и наплевать. Главное мы сделали. Только, Вадик, я вас прошу, расскажите моей жене, как все было. Хорошо?
– Без проблем, – согласился Вадик. – Боитесь жену?
– А то! Чуть что развод и девичья фамилия. Ее мать развелась, после того как отец привез ее в аэропорт в 6 вечера на самолет, который улетел в 6 утра.

Пожалуй, впервые в жизни Дима стал свидетелем воплощения в жизнь собственных стратегических планов. Гоша не подвел. Не говоря уже о том, что и мистике нашлось место. Оказалось достаточным повторить великую фразу: “Я умываю руки” и, пожалуйста, результат. Он повернулся к сыну.
– Пока Вадик рассказывает маме о выставке, мы... что Дмитрий Донской сделал бы, окажись он в нашем положении? – Правильно, едем в Макдональдс, время выигрывать.

Вечером к Черенковым приехала Алализа. Галя встретила этот момент, можно сказать, во всеоружии, повесив огромную розетку Хаси на самое видное место так, чтобы любой даже предельно близорукий гость мог насладиться ее видом. Кроме этого, она успела провести беседу с мужем под общим заголовком “Войну прекращаем, мира не заключаем, армию демобилизуем”. Из чего Дима понял, что на родине им выставки теперь не грозят, но мир велик, и теперь ему осталась одна дорога: в посольство за визами.

Алализа оказалась крепким орешком и сделала вид, что она вообще слепая. Но Галю не так-то легко сбить с толку, и она предложила для верности подруге пощупать трофей.

Вошел Дима. Возможно, Алализа была рада его видеть, но ничем не себя не выдала.
– Привет, привет! – поздоровался он и со свойственной ему непосредственностью продолжил: – Ну, как? Видала такую? Можешь потихоньку вылезать из рамы, Монализа. Кстати, советую тебе в хендлеры податься. А что? Ты видела там хоть одного толстого хендлера? Нет. И никто не видел, а ведь они непрерывно едят.

Алализа вздохнула, – Мой покойный дедушка любил говорить: “Цыплят по осени считают”. – Тогда он был еще жив, чтобы вы не подумали, что это был голос из могилы.