"…Назад мы возвращались поздно ночью. Около одиннадцати часов поезд остановился на станции Антреа, и мы вышли закусить. Длинный стол был уставлен горячими кушаньями и холодными закусками. Тут была свежая лососина, жареная форель, холодный ростбиф, какая-то дичь, маленькие, очень вкусные биточки и тому подобное. Все это было необычайно чисто, аппетитно и нарядно. И тут же по краям стола возвышались горками маленькие тарелки, лежали грудами ножи и вилки и стояли корзиночки с хлебом. Каждый подходил, выбирал, что ему нравилось, закусывал, сколько ему хотелось, затем подходил к буфету и по собственной доброй воле платил за ужин ровно одну марку (тридцать семь копеек). Никакого надзора, никакого недоверия. Наши русские сердца, так глубоко привыкшие к паспорту, участку, принудительному попечению старшего дворника, ко всеобщему мошенничеству и подозрительности, были совершенно подавлены этой широкой взаимной верой. Но когда мы возвратились в вагон, то нас ждала прелестная картина в истинно русском жанре. Дело в том, что с нами ехали два подрядчика по каменным работам. Всем известен этот тип кулака из Мещовского уезда Калужской губернии: широкая, лоснящаяся, скуластая красная морда, рыжие волосы, вьющиеся из-под картуза, реденькая бороденка, плутоватый взгляд, набожность на пятиалтынный, горячий патриотизм и презрение ко всему нерусскому — словом, хорошо знакомое истинно русское лицо. Надо было послушать, как они издевались над бедными финнами. — Вот дурачьё так дурачьё. Ведь этакие болваны, черт их знает! Да ведь я, ежели подсчитать, на три рубля на семь гривен съел у них, у подлецов… Эх, сволочь! Мало их бьют, сукиных сынов! Одно слово — чухонцы. А другой подхватил, давясь от смеха: — А я… нарочно стакан кокнул, а потом взял в рыбину и плюнул. — Так их и надо, сволочей! Распустили анафем! Их надо во как держать!»" >
Этот отрывок из рассказа Александра Куприна 1908 года "Немножко Финляндии" напомнил мне случай из моей жизни. Однажды я оказался в Финляндии в группе наших российских собаководов. Мы приехали на знаменитую декабрьскую выставку, которая ежегодно проходит в Хельсинки, а у меня, как журналиста, было задание подготовить об этой выставке репортаж. В гостинице на пути к своему номеру я встретил знакомого эксперта, которому предстояло работать на выставке, и без труда договорился с ним об интервью. Разложив вещи по полочкам, я взял диктофон и спустился в бар. Там уже сидела за столиком группа соотечественников, и они о чем-то оживленно беседовали. Я поставил диктофон в центр стола и направился к стойке бара, чтобы заказать кофе. Спустя пару минут я вернулся и сразу обратил внимание на вытянутые напряженные лица своих товарищей и общее молчание. Как труп на пиру египтян, в центре стола лежал мой диктофон лишая всю компанию веселости. Конечно, я не преминул пошутить: "Друзья, неужели такой маленький диктофон мог вызвать такой большой испуг? О чем же таком вы говорили?" К сожалению, эта ситуация, пожалуй, только мне казалась забавной. Справедливости ради стоит сказать, что никого "со скуластой красной мордой, рыжими волосами и реденькой бороденкой" за столиком не было. Уже какой-никакой прогресс...