Алексей Петрин
Для студентов занятия в бассейне всегда начинались очень рано, в 8 утра, но деваться некуда: хочешь - не хочешь, а плыви. Даже не потому что по бортику ходит преподаватель и кричит, что все мы ленивые сволочи. Вовсе нет. Если не будешь плыть, - замерзнешь. Бассейн “Москва” в середине зимы место особенное, здесь, чтобы выжить, надо шевелиться. Кто-то предположил, что нами греют воду, и пловцам следующих сеансов будет уже легче. Это утешало, но задерживаться в ледяной воде ни одной лишней минуты не хотелось. По этой причине на выходе группа М1 технологического факультета собралась очень быстро и с предельно ясными мозгами. Разночтений в дальнейших действиях также не было: 15 минут, и мы уже в Яме на Петровке, но оставалось одно препятствие. Капитала, чтобы отметить спортивный праздник, явно не хватало. Точнее сказать, хватало, но только на пиво, а это даже ребенку известно: деньги – на ветер. Коллективный разум, когда ему 20 лет, работает как часы и не терпит пустот. Что делать? – вопрос излишний и даже вредный. Нужен мозговой штурм, а лучший в нем был Женя Исаев. Не сплоховал он и в этот раз. Посмотрел на Севу и задал обычный для любого иного времени суток вопрос.
– Как прошел турнир?
Надо сказать, что Сева Боков был достопримечательностью студенческой группы. Все свободное время он посвящал шахматам и играл турниры. Это знали все, им гордился институт.
– Нормально. Прошел отбор.
– Можно еще потренироваться и товарищам помочь.
Сева поежился. Помощь товарищам не входила в его планы, но трудно сохранять молчание, если ты находишься в центре всеобщего внимания, и Сева неохотно спросил.
– Как?
Женя заметно оживился. Очевидно, самое главное для него как психолога было теперь позади. Что называется, зацепился.
– Элементарно. Здесь до шахматного клуба 5 минут хода, а там все играют с утра до вечера. Подтвердишь мастерство, тебе тренировка, нам удовольствие. Потом все вместе посидим, обсудим твой успех... Сева был настоящим спортсменом и игру на деньги рассматривал как предательство светлых идеалов, что и засвидетельствовал пожатием плеч. Мол, нас не разжалобишь, нас не купишь. Но Женя был в своем роде тоже шахматистом и сделал следующий заранее продуманный ход.
– Не хочешь, как хочешь. Понимаю, верность принципам и все такое. А если Лешка Фефелов за тебя в бассейне дистанцию проплывет, пойдешь? Взгляни на это под правильным углом! Я тебе добро делаю.
Это был серьезный ход, и разряднику по шахматам было о чем подумать. Как любой настоящий шахматист Сева был неважным пловцом. Иногда ему казалось, что легче взлететь, чем проплыть несчастные 50 метров. Кроме того, бассейн пожирал уйму времени. Взвесив все еще раз, согласился.
– Ладно, но один раз.
Компания двинулась по Волхонке в сторону рыжей арки Гоголевского бульвара. Вскоре стали попадаться первые любители, неторопливо расставляющие фигурки на бумажных досках, ловко воткнутых в спинки лавочек. Выбором противника занимались все вместе. Дружно решили, что одежда должна быть побогаче, а лицо не очень смышленым. Наконец выбрали, но близко подходить не стали. В отдалении закурили и стали ждать. Конечно, хотелось поболеть за друга, но боялись спугнуть жертву. Ждать пришлось недолго. Спустя минут десять Сева появился с виноватой улыбкой на лице. Мы встрепенулись, а в воздухе повис немой вопрос. Так наверное чувствуют себя родители, встречающие ребенка после первого экзамена. Сева не стал томить нас ожиданием.
– Все нормально. Мат в 8 ходов.
Мы вздохнули с облегчением, плавание не может навредить настоящему шахматисту.
– А деньги?
– Увы. Он мне руку пожал и еще добавил, что я молодец, и у меня большое будущее. Про деньги я спросить постеснялся.
Да, разочарование было серьезным, но недолгим. Молодой мозг брал свое. Женя скользнул взглядом по нашей группе. Под его взглядом Валера поежился и плотнее запахнул свое пальто, и это было его ошибкой. Один назвал бы это ошибкой, другой – провидением. В какой-то момент Валере показалось, что его окружают вампиры, что не мудрено, так как у всех глаза были красными, но, конечно, не от желания напиться крови, а из-за безмерного количества хлорки в воде.
– Валера, ты говорил, что собираешься купить новое пальто?
Валера с очевидным облегчением вздохнул и удовлетворенно кивнул, хорошо сознавая, что покупка пальто настолько серьезное мероприятие, что ни у кого, включая Женю, даже мысли не может возникнуть об использовании денег не по назначению. Так оно и было. Женя мог быть любым, но только не примитивным в своих суждениях, и вскоре мы это поняли.
– Когда ты покупаешь пальто?
– Сегодня.
– Ты точно это сделаешь?
– Абсолютно.
И только тут на поверхность вылезла вся сила Жениного интеллекта.
– Если ты твердо решил купить пальто, то потом его надо обмыть. Так?
Валера снова кивнул, еще не совсем понимая, куда клонит Женя.
– Если твое решение на 100 процентов, то какая, в принципе, разница, когда его обмывать?
Логика была железной, Валера замешкался, а дальше было уже поздно, дальше могли появиться обманутые ожидания. Валера махнул рукой, и наша компания двинулась в сторону Петровки. По пути остановились около продуктового магазина, и, пока курили, Валера попросил Женю озвучить ассортимент, так как сам без очков дальше метра ничего не видел. Женя подышал на замерзшее стекло витрины и начал перечислять:
- “Вермут”, “Ркацители”, “Каберне”, портвейн... Здесь Валера оживился.
– Какой?
– Сейчас, сейчас. Женя протер стекло и с трудом прочитал надпись на этикетке – “Зе-зе”.
Валера отвесил Жене дружеский подзатыльник.
– Тридцать третий, дурень.
– Зас... , – дальше было совсем неразборчиво, а Женя как бы окаменел.
– Жень, идем, – окликнул друга Валера.
Женя в ответ только медленно, как крылья, поднял руки и так же медленно, очень осторожно опустил их перед собой на стекло, не отрывая лица от витрины. Уже не помню, кого осенило первым:
– Ребята, Валерка Женьку к дому прилепил.
– Как это?
– Как-как! Язык примерз.
– Ой, батюшки, – запричитала, вышедшая на крыльцо, сердобольная продавщица.
Валера, распихивая всех, кинулся в магазин и, не обращая внимания на крики продавцов, прорвался к туалету. Через минуту он снова возник в дверях, держа в руках стакан с водой, от которой шел пар.
– Пакет, пакет, давайте.
Валера аккуратно набросил сверху на голову Жени пластиковый пакет и вылил сверху стакан воды на то место, где, по его расчетам, должен располагаться язык страдальца.
– Уф! – только и мог сказать Женя, наконец, оторвавшись от витрины злосчастного магазина.
– А что хотел сказать-то?
– Б…, хотел сказать, что ты засранец редкий, Валера.
Рассказывать о том, что происходило в пивном баре, смысла мало, так как вряд ли найдется человек, который не знает, что происходит в пивных барах. Там пьют пиво и не только студенты, там стоит характерный запах вареных креветок, пива и мужского перегара. Валера сделал все возможное, чтобы мы смогли достойно отметить его будущую покупку, но впереди нас ждали занятия в институте, а именно семинар по философии, который прогуливать никто не собирался.
В нужный час все собрались в аудитории, прозвенел звонок и появился преподаватель. Несравненная Анна Андреевна. Милая дама, которую можно было упрекнуть в чем угодно, но только не в занудстве. Ее подход был до предела прост: есть Маркс, есть Гегель, Ленин и есть семинары, за ведение которых можно получать зарплату. Все спокойно и без фанатизма. Первую часть семинара Анна Андреевна посвятила разбору бесконечной работы под названием “Государство и революция”. Все шло, как обычно идет на занятиях по марксизму-ленинизму в тысячах и тысячах различных вузов, разбросанных тут и там по всей стране Советов. Затем она попросила Лешу Фефелова сказать, чему была посвящена последняя лекция. Именно на этой лекции Лешка был, все записывал и потому хорошо запомнил тему, но, вот беда, он не мог выговорить название. Оно, это название, плохо ему давалось и в обычном для него состоянии, а уж после банкета, посвященного Валериному пальто, максимум, на что его хватило, это произнести: “Материализм и эмп-эмп-эмп...” Все это здорово напоминало работу старой магнитолы, у которой заело иглу. Анна Андреевна находилась не так далеко от Леши, и, видимо, с чутьем у нее все было в порядке. Она жестом прервала Лешины попытки произнести заветное слово, внимательно оглядела мужскую часть слушателей и вынесла приговор.
– На следующее занятие буду пускать по паролю. Пароль в два слова: "Материализм и эмпириокритицизм”. Кто не скажет, тот свободен. И с некоторой долей феминизма добавила: – Девочек это не касается.
Неожиданно на защиту Лешки встала Света Овсянникова. Очень аккуратная девочка-отличница, очень тихая, но раньше в защите каких-либо прав или свобод не замеченная.
– В самом деле, Фефелов не виноват. Он это слово в любом состоянии произнести не может, – на этом месте она добавила по нашему мнению излишнюю информацию, – даже если бы Валеркино пальто не отмечали.
К счастью, конец фразы остался без внимания, а спор приобрел глобальный характер.
– Знаете, мои дорогие студенты, – началась отповедь, – человек, претендующий на высшее образование, просто обязан обладать определенным набором слов и тем более уметь их произносить. Например, возьмите меня. Я могла бы даже диктором работать на телевидении. Повисла пауза, которую нарушил Женя. Он произнес фразу, казалось бы, обращенную в пространство.
– Корабли лавировали, лавировали и не вылавировали.
Анна Андреевна машинально повторила.
– Корабли лавировали, лавировали и не вырола, вылова, вы...
До звонка оставалось еще около 10 минут, но уже на 20-й попытке произнести злополучную фразу мы поняли, что семинар подошел к своему естественному финалу.
Следующий день обещал стать для нас праздничным, правда, об этом не сообщали календари. Он был праздничным не столько по форме, сколько по содержанию, как день свадьбы или рождения, которые редко совпадают с особыми датами календарей. Во второй половине дня все занятия отменялись, и группа под управлением историка Бориса Ивановича отправлялась на овощную базу в Дегунино. Борис Иванович не был нашим кумиром. Личность, по мнению студентов, достаточно заурядная: пожилой, слегка лысоватый и на редкость вредный человек. Пожалуй, это было единственным обстоятельством, омрачающим праздник, но с форой в пару часов все обстояло не так уж плохо. Праздники, как известно, нуждаются в праздновании. Это не подлежало сомнению, и мужская половина двинулась в сторону питейного заведения, если выражаться современным языком, эконом-класса, с неофициальным, но очень метким названием “Три ступеньки”. Когда череду однообразных будней нарушает праздничное событие, тем более в коллективе, это всегда поднимает дух. Так было и в этот раз. Возможно, даже слишком. Уже на выходе из “Трех ступенек” мы хватились Игоря и бросились на его поиски. Оказалось, что несчастный пошел в туалет и заперся в кабинке. Все бы ничего, но он так заперся, что выйти никак не мог. Обсудив ситуацию, мы решили перепоручить судьбу Игоря уборщице тете Нюре, а сами устремились в сторону Савеловского вокзала. Две остановки - и вот мы уже высадились из троллейбуса. Все кроме Вадика. Он забыл оплатить проезд, а может, сэкономить решил. Одним словом, его сцапали, и контролеры так вцепились в него, как будто в этот день они специально вышли на работу, чтобы схватить Вадика. Но костяк оставался целым, правда, уже не таким внушительным, как в начале. Еще мы потеряли старосту группы. Точнее, он сам ушел, как мы его ни уговаривали. Он твердо и, по нашему мнению, не совсем тактично, заявил:
– Если я привезу на базу такую банду, декан меня точно разжалует в рядовые. Поэтому извиняйте, – и пошел заполнять медицинскую справку, которую на всякий случай всегда носил в кармане, запрещающую ему любые физические нагрузки.
Так или иначе, купив билеты, мы сели в электричку и поехали. В Дегунине сошли и, казалось бы, наш состав принял окончательную форму, но не тут-то было. Вдруг Валера в ужасе обхватил голову, застонал:
– Ребята, я забыл в поезде курсовую работу.
Это и в самом деле был кошмар. Два месяца работы коту под хвост, да и восстановить невозможно, так как на всех листах были пометки преподавателя. Надо сказать, что да, выпивали, любили погулять, могли даже в канаве поваляться, но учились честно.
– Мы его теряем, – только успел заметить Женя, а Валера уже вскочил на подножку следующей электрички, и поезд растворился в голубой морозной дымке.
Нас осталось четверо. Наверное, самых сильных, ловких и целеустремленных. Слабым звеном оставался Сева; видно, физиология шахматистов устроена особым образом, но 500 морозных метров до базы давали шанс организму на восстановление. Метры давали, но не Борис Иванович. По мнению преподавателей истории КПСС, не очень твердая походка – уже повод для серьезных обвинений. Oн кинулся в нашу сторону как коршун издалека, но по горизонтали. Слабые нервы шахматиста Севы не выдержали этого зрелища, и он бросился бежать. Было очень скользко, он падал, вновь поднимался, опять падал и все-таки в последний момент совершил удачный прыжок и скрылся за углом. Борис Иванович решил, что цель, а с ней и победа уже достигнуты, и резко преградил нам путь.
– Как фамилия этого алкоголика?
На авансцену вышел Женя, и мы не сразу тогда смогли оценить всю глубину его необыкновенного интеллекта.
– Борис Иванович, здравствуйте. Это Голубев побежал. Да, вы его знаете. Хороший парень, но чего-то испугался.
– Знаю, чего испугался. В деканате разберутся.
Молодец, Женька. Конечно, никакого Голубева здесь не было и быть не могло. Во-первых, потому что Голубев был из другой группы, а во-вторых, что главное, был абсолютным трезвенником, хотя и нормальным парнем. Пить хотел, но, увы, не мог из-за каких-то проблем со здоровьем.
Неделя пронеслась быстро, и вновь, словно зомби, мы в положенный утренний час собрались в раздевалке бассейна. Самым сложным было не столько встать ранним утром и по самому холоду добраться до Кропоткинской. (Теперь это Пречистенка и уже без бассейна, но с храмом.) Самым сложным было после горячего душа подныривать в бассейн. Именно подныривать, и, думаю, старожилы меня поймут. Бассейн «Москва» располагался под открытым небом, и для того, чтобы в него попасть, нужно было, выходя из душа, нырять под воду, а уже потом твоя голова оказывалась над водой, но, как ни странно, жить было можно. И даже в самые лютые морозы температура непосредственно над гладью воды была терпимой. Правда, все было затянуто плотной пеленой пара. Поэтому от нашего преподавателя, стоявшего у воды на самом бортике, мы видели только ноги. Еще мы его слышали.
– Сегодня вы должны сдать норматив. Плывем 50 метров в алфавитном порядке. Первый - Боков Вячеслав. Готов?
Из тумана раздался голос Севы.
– Готов!
Еще в душе Сева передал свою шапочку Лешке, хотя особой необходимости в этом не было. В декабрьские 8 утра, в плотном тумане видимость была близка к нулевой. Так или иначе, но Леша упруго оттолкнулся от бортика и, проскользив под водой несколько метров, поплыл. Вскоре он вернулся, что и было зафиксировано щелчком секундомера.
После окончания сеанса мы собрались в холле, чтобы узнать судьбу зачета по физкультуре. Преподаватель Иван Андреевич был очевидно доволен. Нам стало это понятно после первой же его фразы.
– Привет, инвалидная команда. Конечно, надо было вставить вам стометровку, ну да ладно, живите и благодарите за это Фефилова и Бокова. Вот с кого пример надо брать! Оба уложились в 40 секунд. Поэтому всем зачет, и все свободны. Фефилова с Боковым прошу задержаться. Нужно обсудить дальнейшую программу.
– Какую программу? – робко спросил Сева Боков, и разъяснение прозвучало для него как приговор.
- У вас Боков – 37 секунд. Да с таким результатом вам не на инженера учиться надо. Вы у нас на спартакиаду поедете. Давно в институте таких пловцов не было!
Казалось бы, полный провал, но не зря какой-то серьезный философ сказал. что жизнь – это чередование чего-то-там-такого. На семинаре по истории партии нас ждал новый преподаватель. Как, что, почему? Такие вопросы роились в наших 20 головах. Поэтому, когда староста набрался смелости и спросил, а что случилось с Борис Ивановичем, все 40 ушей насторожились каждое в отдельности. Оказалось, что после посещения овощной базы он как настоящий коммунист не мог не подать докладную записку о позорном поведении хронического алкоголика Голубева. Декан, в свою очередь, со словами «алкоголиков нам еще не хватало» передал ректору материалы на отчисление Голубева. Ректор не всегда заглядывал в подобные бумаги, но здесь шестое чувство толкнуло его в бок или какой иной орган. Такое свойство есть у всех ректоров, а иначе они, наверное, ими не становились бы. Он внимательно изучил животрепещущий рассказ Бориса Ивановича, который прилагался к документу об отчислении. Затем пошевелил губами – Голубев, Голубев… и даже наморщил лоб. Что-то не так, подумалось ему. Он попросил секретаршу Надю принести личное дело студента, открыл его и замер, можно даже сказать - обомлел. Шестое чувство его не подвело. В самом деле, Голубев-старший – председатель ВАКа, где сейчас находится его, ректора, диссертация на соискание ученой степени доктора наук. Тут уж память заработала на всю катушку. Ректор вспомнил даже банкет, где они с Голубевым-старшим салатами обменивались, вспомнил он и о том, что его предупреждали о вредных качествах Бориса Ивановича. Да что там предупреждали! Открытым текстом говорили, что редкая сволочь. Подставить может в любой момент. Не понравилось упырю, что мальчик выпил. Да на здоровье! Эти мысли вихрем пронеслись в голове ректора, а закончились, что вполне логично, увольнением Бориса Ивановича по собственному желанию.
С тех пор прошло много лет, и может показаться, что нас ожидали большие перемены. На самом же деле перемены, если и происходили, то со страной в целом. Например, рухнула коммунистическая идеология, сильно подмоченной оказались репутация социализма, и так далее. А вот у людей в большинстве своем никаких изменений не случилось. Кто пил, тот так и продолжал пить. Те, кто подобно Борису Ивановичу рассказывал студентам историю КПСС, конечно, остались без работы. В новой России история компартии интереса не представляла. Получается, что жизнь людей, подобных Борису Ивановичу, была бессмысленной, но, к сожалению, именно Борис Иванович этого так и не понял, так как его своевременно хватил удар, и он потерял всякую связь с окружающей средой. Ему стало не до Маркса и Ленина. Интереснее сложилась судьба тех, кто сумел воспользоваться рухнувшим занавесом. Например, Анна Андреевна. Кстати, после того памятного семинара Женя подготовился и почти сразу выдал фразу: "В недрах тундры выдры в гетрах тырят в ведра ядра кедров". Но, что называется, не на ту напал. Анна Андреевна сказала, что она передумала становиться диктором и хочет просто жить так, чтобы никто - в этот момент она многозначительно посмотрела на Женю - не считал ее дурой. Спустя какое-то время она записалась на курсы французского языка в Париже и успешно закончила их. Настолько успешно, что не только подтянула свой французский, но и решила все матримониальные проблемы. Проще говоря, она получила несколько предложений о замужестве и благополучно воспользовалась одним из них. Что же касается студентов, то у каждого получилась своя судьба, но об этом лучше рассказать отдельно. Кстати, Севка на спартакиаду так и не поехал. Каким-то образом об этой афере узнала его мать и фурией влетела в деканат. Там она сразу припечатала декана вопросом: "У вас были студенты-утопленники? Нет. Значит будут. Могу назвать фамилию. Боков Всеволод. Кстати, мой сын". Декан только спросил: «Он, что же плавать совсем не умеет?» «Какой там плавать. У него с детства ,во-первых, клаустрофобия, а во-вторых, водобоязнь. Не верите? Пожалуйста, я справки принесла".