Алексей Петрин
Молодой человек сидел за столиком кафе и был очевидно доволен собой, доволен местом, в котором он находится, доволен хорошей погодой, в общем, доволен всем и так, как можно быть довольным в 20 лет. Еще бы не быть довольным, когда огромная и мрачноватая Родина осталась где-то далеко, в прошлом, за морями, горами и океанами. Осталась вместе с убогими родственниками и недоразвитыми однокашниками. Много лет они терзали его, мучили, а порой просто издевались над ним, и что теперь? Теперь он сидит на уютной веранде ресторана, перед ним на столе чашечка душистого кофе и открытая пачка «мальборо». Он просматривает газету «Хюрриет» и, к сожалению, спустя некоторое время понимает, что в состоянии перевести лишь название. В переводе с турецкого оно означает «свобода».
Теперь его мысли вернулись вновь на родину. Он вспомнил историю своего отъезда. Последние дни в институте, затем унизительная поездка в министерство. Унизительной была, разумеется, не сама поездка, а знакомство и общение с начальником, от которого, собственно, и зависела его судьба. Начальник был запоминающимся. Высокого роста, светлоглазый шатен, доброжелательный, но, очевидно, мог быть и требовательным, о чем подсказывал твердый взгляд. Под таким взглядом и святой почувствует себя в чем-то виноватым. После обмена приветствиями этот начальник поинтересовался подготовкой к поездке и посоветовал заранее ознакомиться со специальной лексикой. Женя, так звали молодого человека, тут совсем заскучал – здесь с обычной-то лексикой разобраться бы. В общем, вся надежда была на свойства молодого организма и соответствующее возрасту обаяние. Тут не к месту в памяти всплыли фразы из анекдота: «Вы не могли бы перевести с китайского? – Не знаю, не пробовал». Впрочем, до практического воплощения анекдота в жизнь оставались считанные дни, и здесь, судя по глазам начальника, все было очень серьезно.
Потом были сборы. Поездки по магазинам и прощание с любимой девушкой. Тут было бы уместно слово «любимая» поставить в кавычках. Звали ее Света. На первом свидании они пошли в кино на фильм «Рукопись, найденная в Сарагосе», но проблемы возникли не с рукописью, а с ним. Он пошел в туалет, закрыл за собой дверцу и застрял. Уже не первый раз он оказывался в подобной ситуации, знаете, когда дверь закрывается поворотом рукоятки. В кабинку-то он проник легко, прикрыл дверцу, повернул рукоятку… Внутри что-то неприятно щелкнуло и все. Помучившись с замком с полчаса, он сел на крышку от унитаза и хотел расплакаться, но не получилось, не плакалось. Поэтому он сидел и просто ждал, когда кто-нибудь появится. Наконец, посетитель появился, и Женя смог пожаловаться на свое заточение. После этого пришла уборщица и одним мановением пальцев его выпустила, но к началу фильма он заметно опоздал. Тогда он не придал этому эпизоду большого значения и, возможно, зря. Потом были и другие свидания, и каждый раз возникали если не инциденты, то шероховатости. Апогеем стала прогулка по Гоголевскому бульвару. Он предложил посидеть на лавочке, и только. Только свидание стало приобретать романтические очертания, как проклятая птица исхитрилась нагадить ему прямо на голову. Света ужасно смеялась, а Женя думал о безжалостности судьбы. Ко времени свидания на бульваре Женя уже начал испытывать тревогу, в очередной раз назначая встречу со Светланой. По этой причине, когда стала известна дата его отъезда, он вздохнул с облегчением и лишь слегка насторожился, когда Света сказала, что приедет провожать его в аэропорт.
В аэропорту Женя с нетерпением ждал, когда объявят посадку. Мысленно он уже был там и не придал большого значения сувениру, который вручила ему Света. На ее поступке сказалось филологическое образование. Со словами «утро туманное, утро седое» она приколола значок к лацкану его пиджака. - На удачу. Ты же знаешь, он (она имела ввиду Тургенева, чей профиль был на значке) любил путешествия.
Ну, что же! Теперь он здесь. Пригревает солнце. Ему уже показали его жилище на ближайшие месяцы. После общаги на Стромынке его новый дом выглядит королевскими покоями. Женя был настолько поглощен мыслями о бренности своего существования, что совсем не придал значения значку, который красовался на лацкане его пиджака. Когда бармен показал пальцем на значок, Женя его отцепил и протянул бармену, мол, френдшип на века, подарок. Бармен значок взял, но сразу же выложил на стойку. Затем он начал куда-то звонить.
Женя не успел допить кофе, как двери распахнулись, и в кафе зашли двое в полицейской форме фисташкового цвета. Они подошли к стойке и начали о чем-то оживленно беседовать с барменом. Причем их беседа была как то связана со значком, который каждый из присутствующих покрутил в руке. Затем полицейские повернулись к Жене и что-то ему сказали, но Женя их не понял. Тогда они с двух сторон взяли его под руки и вывели из кафе. Женя предпринял слабую попытку высвободиться, но оказалось, что держат его крепко. Женя не мог понять причину задержания. Он мучительно вслушивался в речи полицейских, но не мог разобрать, о чем они говорят. - Вот гады, - думал Евгений. Собственный язык не могут выучить как следует. Все буквы проглатывают. Ему даже в голову не приходило, что пять лет изучения языка в престижном московском вузе были напрасной тратой сил и энергии. Тем не менее, Женя решил бороться и этот процесс обозначил фразой: «Я гражданин Советского Союза!»
Фраза точно не смогла напугать полицейских, но один из них схватил лежащий на столе справочник и приговаривая «совеска, совеска», быстро пролистал его, а затем набрал какой-то телефонный номер. Несколько минут он живо о чем-то переговаривался с неизвестным, а затем положил трубку.
После этого Женю препроводили в небольшую комнату с решеткой на окне и металлической дверью. Надо же, он оказался в тюрьме, но за что, почему - было совершенно непонятно. Неужели в Турции сажают в тюрьму за то, что пьешь кофе. Так мысленно пошутил Женя. Мозг Жени работал лихорадочно, но в холостом режиме. Хорошо, что камера, если не считать самого Женю, была пустой. О том, что это тюремная камера, напоминал лишь табурет, прикрученный к полу винтами. Во всем остальном комнату можно было принять за номер в дешевой гостинице в четверть звезды. Мысли продолжали роиться в голове: хорошо, пусть он не был самым успешным студентом. Это так. Пусть он бегал с идиотских лекций придурошных доцентов. Это тоже так. Но эти гады могли бы предупредить, что в Турции можно в два счета оказаться в тюрьме. Могли, но не предупредили... Что теперь говорить? Тем более когда уже в тюрьме, но непонятно за что. Как назло в голову лезли самые идиотские мысли, а апогей наступил, когда в голове самопроизвольно всплыла песенка, а с ней и мотив: "В лесу родилась елочка, в лесу она росла..." Женя понял, что может свихнуться, но тут заскрежетал замок, и дверь открылась. Солдат в форме фисташкового цвета знаками показал, что Жене следует идти вперед.
Женю вернули в голубую комнату, как он обозначил ее для себя. Теперь в комнате помимо полицейских находилось двое мужчин, в которых Женя без труда распознал соотечественников. Распознал по терпкому запаху тройного одеколона, а также серым брюкам и белым рубашкам с короткими рукавами. Это была типа униформа сотрудников посольства и торгпредства. Они и в самом деле оказались сотрудниками торгпредства. Не обращая на Женю особого внимания, они оживленно обсуждали с полицейскими Женин значок. Вероятно, им удалось в чем-то убедить полицейского, о чем свидетельствовал его жест руками, разведенными в стороны. Мол, извиняюсь, ошибка получилась. Женя тем временем тихо стоял в углу и, глядя на соотечественников, думал: «Ну село, оно и за границей село. Могли бы хотя бы поздороваться. Ведь видят, что парень молодой, совсем растерялся, пару дней как приехал. Нет. Как будто Жени вообще не существует. Ну, село, одним словом». Наконец, один из посольских сказал: - Все парень, шабаш. Отмучился. Поехали, ты свободен.
На улице их ждала посольская машина, а Жене не терпелось узнать, почему его арестовали, но он не успел задать вопросы. как один из посольских, тот, что постарше, сам начал задавать вопросы:
- Почему ты им сразу не сказал, что у тебя значок с Тургеневым. И вообще, какого черта ты его нацепил?
- Разве в Турции нельзя носить значки?
- Можно, если хмырь на значке не похож на Маркса или Энгельса.
- Получается, они Тургенева за Маркса приняли. Вот идиоты.
- Не за Маркса, а за Энгельса. Тебе что никто не сказал, что за марксизм здесь можно срок получить. И вообще, почему я должен говорить это тебе. Ведь это ты у нас сюда переводчиком приехал.
Женя понял, что он свободен и что теперь все будет хорошо. К сожалению, он ошибался. Хорошо может, и было, но не с ним и не во всем. В машине, наконец, обладатели серых брюк представились. Один оказался переводчиком торгпредства, другой 4-м секретарем посольства СССР.
- Так ты понял, почему тебя повязали? - спросил секретарь.
- Нет, - чистосердечно сказало он, хотя одно из правил Жени состояло в том, чтобы ни в чем никогда не сознаваться.
- Ты понимаешь, на кого погож твой Иван Сергеевич?
- На кого? - все еще не понимал Женя, куда клонит белорубашечный.
- На Энгельса, твою мать, он похож. Вот на кого. А здесь, - он жестом обозначил окружающее пространство, - это срок. Теперь понял? Ты же вроде переводчиком приехал сюда?
- Ну да, правда, турецкий у них у всех какой-то странный. А что теперь со мной будет?
- Ничего особенного. На родину завтра полетишь. Билеты уже заказаны.
Так, спустя три дня закончилась командировка новоиспеченного специалиста Жени Чахлинского. Перебирая все события последних дней, Женя пришел к логическому заключению, что во всем виновата Света. Это она значок приколола, это она нашла писателя, на Энгельса похожего. Не могла найти какого-нибудь нейтрального, хотя, кого считать нейтральным. Пушкина!? Так он вообще на Маркса смахивает, и здесь уж точно срок бы схлопотал.
Женя оказался в Москве, и вновь пришлось ехать в не ставшее родным министерство. Но куда деваться? Ехать надо, и он поехал. Отдел кадров располагался на пятом этаже и имел достаточно скромный антураж, состоящий из сейфов и канцелярской мебели.
Принял его замначальника. Табличка на двери любезно извещала, что хозяина кабинета зовут Лев Матвеевич. Надо сказать, что Лев Матвеевич хотел казаться (а может, и был таким) доброжелательным, очень радушным хозяином.
- Ну как же вы так неаккуратно, Евгений. Теперь вот непонятно, что делать с вами...
- Лев Матвеевич, они же идиоты все. У меня значок с Тургеневым, ну, писателем нашим, а они заладили Энгельс, Энгельс. Турки, одним словом.
Жене самому понравилось, как он пошутил и поэтому он рассмеялся. Шутка нашла поддержку и у Льва Матвеевича. Впрочем, Лев Матвеевич вообще всех поддерживал и всему сочувствовал, то ли по доброте душевной, или на всякий случай.
- Хорошо, хорошо. В любом случае надо звонить твоему шефу. Ты побудь пока в коридоре.
Лев Матвеевич набрал номер.
- Да, пришел болезный.
- У него значок на пиджаке был приколот с Тургеневым, а турки решили, что это Фридрих Энгельс и началось... Парень молодой, растерялся.
На другом конце провода человек явно начинал терять терпение. Это становилось ясно после его риторического вопроса: "И что, получается, у нас переводчик за целый день не мог объяснить разницу между Энгельсом и Тургеневым?"
- Что теперь, значит увольнять за профнепригодностью?
- Получается, что так. Пригодности не видно, а Энгельс тут не при чем, можно сказать, марксизм помог нам выявить прохиндея.
Таким образом Женя Чахлинский потерпел полное фиаско на ниве госслужбы. Даже в условиях социалистической бесхозяйственности такое не проходило. Пролетели года, даже десятилетия, в Жениной голове продолжал крутиться мотив "В лесу родилась елочка..." к нему, правда прибавилась любимая песня про зайцев: "А нам все равно..." Но видно, есть Бог, который следит, чтобы все получали поровну от жизни, и не всем же быть шатенами. Пронеслись годы невнятного существования, и кто бы мог подумать, что из профнепригодного переводчика получился хоть и одиозный, но заметный политик. Трудно сказать, что за люди отдают за него голоса, но их довольно много. Есть даже целые села, в которых Женя набирает около ста процентов. Примечательно, что в этих же селах рождаются бесшерстные кошки и куры с голубыми глазами. Как связаны эти события, учеными пока не установлено...